koryo-saram.com

   Отдельно стоит сказать о Герое Советского Союза Александре Павловиче Мине. А.П.Мин принимал участие в боях под Москвой. Он был участником боев под Сталинградом, в Белоруссии, в Польше, в Восточной Пруссии. А.П. Мин прошел боевой путь от рядового до капитана. Командир стрелкового батальона А.П. Мин героически сражался в районе с. Паридубы (Волынская область, Украина), где погиб 9 июля 1944 года. Звание Героя А.П. Мину было присвоено посмертно.   

  В последнем письме домой Александр писал: «Здравствуй, Николай (брат А.П. Мина – прим. авторов). Шлю тебе искренний фронтовой привет, сообщаю тебе, что я жив и здоров. Письма от тебя и Чан-Хо получил. Большое спасибо. Я очень рад, что мама жива и здорова. Немцы отступают, но сильно сопротивляются. Скоро выйдем к государственной границе. Я сильно соскучился по вам в течение этих пяти лет. Видимо, еще не скоро встретимся. Берегите маму. На этом заканчиваю. Воздушная тревога. Пишите по адресу: Полевая почта 866, в/ч 35. 5 мая 1944 года».

  На Параде Победы 24 июня 1945 г. в строю воинов-победителей маршировали участник обороны Москвы и битвы на Курской дуге гвардии младший лейтенант Владимир Степанович Ли и участник боевых операций на Юго-Западном фронте, юнга Краснознаменного Балтийского флота Сергей Александрович Хан. Спустя полвека участником Парада Победы ветеранов Великой Отечественной войны 9 мая 1995 г. на Красной площади в Москве был Николай Николаевич Ким.

  Имена многих советских корейцев навсегда записаны в летописи той страшной войны. Однако сегодня известна судьба далеко не всех бойцов. Необходимы еще долгие годы кропотливой изыскательной работы, чтобы судьбы всех воинов-корейцев обрели достойное место в списках героев Великой Отечественной войны.

*       *         *

  После депортации антияпонское сознание советских корейцев постепенно перешло из активной формы в пассивную. Это было связано с тем, что политические события на Дальнем Востоке уже меньше затрагивали корейцев в Средней Азии. 

  До 1945 года Корея продолжала находиться под оккупацией Японии. Затем последовала гражданская война между Севером и Югом. Советские корейцы получали новости о ситуации в Корее из разных источников. При этом чувство «родственного соучастия», которое ярко проявлялось в Приморье, теперь перешло в чувство «сопереживания». События в стране Советов волновали советских корейцев больше, чем события в Корее.

  Как известно, в освобождение Кореи от японцев свою роль внес и Советский Союз, который объявил войну Японии в 1945 г. Это не могло не отразиться на сознании советских корейцев, видевших в своей сильной новой родине освободителя их малой страны. Имидж Советского Союза неуклонно возрастал вместе с теми успехами, которые имела советская армия в боях против японцев.

 В корейской гражданской войне 1950-1953 годов проявилось идеологическое противостояние с капиталистическими США. Китай и Советский Союз активно помогали войскам Севера. Видение советских корейцев ситуации на их исторической родине происходило сквозь призму советского мировоззрения, через наблюдение за участием в конфликте СССР. Важно отметить, что значительная их часть воспринимала Корею не иначе именно как историческую родину, потому что первой родиной по рождению для них был Советский Союз. Корейцы СССР уже в достаточной степени были ассимилированы в советском обществе, можно говорить о том, что в этот период произошло окончательное формирование их советского гражданского сознания.

 Что касается дальнейшего изменения имён корейцев СССР, то вместо корейской традиционной формы имени в среде корейцев за счет молодого поколения стала преобладать русская форма имени. Русское имя является важным приобретенным маркером гражданской идентичности советских корейцев. Сильное распространение русского имени происходит примерно с 1930-х годов.  И

 В этот период использование русских имен в качестве вторых приобретает особый размах. Вот некоторые примеры: рабочий колхоза «Раушан» Кунградского р-на Каракалпакской АССР Ким Тенгвон (род.1917) имеет русское имя Александр; рабочая того же совхоза Ким Оксун (род.1926) – имя Ксения; колхозник колхоза «Коммунихм» Самаркандской обл. Цой Инсу (род.1905) – Сергей; один из организаторов колхоза «Политотдел» Эм Паун был известен под русским именем Федор Иванович и т.д.

  Начиная с 1930-40-х годов европеизированные имена закрепляются уже в официальных документах корейцев. Употреблялись как привычные «календарные» имена (Александр, Николай, Анна, Мария и др.), так и «революционные», появившиеся в советское время, например: Лемир, Мэлс, Фурман, Чапай, Люция, Рева. Использование идеологически окрашенных советских имен является важным индикатором отмеченной лояльности к советской политической системе.

  Стоит рассмотреть и другой важный вопрос - смешанные браки корейцев с представителями других национальностей. По причине того, что статистика по смешанным бракам корейцев с представителями других этнических групп не велась, исследование семейно-брачных отношений в период до депортации довольно затруднено. При этом можно предположить, что первые смешанные семейные пары корейцев с представителями других национальностей начали складываться уже на Дальнем Востоке.

 Это подтверждает тот факт, что во время депортации подобные смешанные семьи разделялись по национальному признаку. Муж или жена корейской национальности подлежали переселению, а муж или жена европейской национальности оставались на Дальнем Востоке.

  В предвоенные и военные годы в Узбекистан было депортировано 600 тыс. корейцев, немцев, балкарцев, крымских татар, турок-месхетинцев, греков. Поэтому в республике сложилась пестрая полиэтническая среда, в которую вошли представители разных этнических групп Союза, что было важной предпосылкой к формированию смешанных браков.

  В период Второй мировой войны мог происходить определенный рост межнациональных браков по причине появившейся половой диспропорции вследствие того, что мужчин-корейцев стали призывать в трудовую армию. С одной стороны, из-за отсутствия мужчин-корейцев женщины-кореянки вынуждены были выбирать в качестве брачного партнера представителей других национальностей, с другой – мужчины-корейцы, находясь вдали от дома, могли вступать в брачные союзы с женщинами – представителями других национальностей, прежде всего, русскими.

  Однако в целом в 1940-1950-е годы в среде корейцев имелся ряд предпосылок, препятствовавших росту межнациональных браков:

• во-первых, торможение процесса увеличения смешанных браков происходило из-за компактного проживания корейцев в корейских колхозах;

• во-вторых, в 1940-1950-е годы старшее поколение корейцев оказывало значительное влияние на выбор брачного партнера для своих детей и внуков. Традиции корейского брака исходят от конфуцианства. В конфуцианском обществе сокрытие своих эмоций считалось одной из добродетелей человека. Любовь и привязанность не играли никакой роли. Решение о том, на ком жениться или за кого выходить замуж в традиционной корейской семье принимали родители;

• в-третьих, росту смешанных браков препятствовало сильное различие корейской и местных культур. В случае с мусульманскими этническими группами можно говорить и о религиозном факторе;

• в-четвертых, социальное расслоение. Различие в занятиях означало принадлежность к разным «классам» общества. Это создавало препятствие для развития межнациональной брачности;

• в-пятых, социально-экономические факторы. В 1940-50 гг. часть женщин-кореянок были заняты в сфере домашнего хозяйства, что ссужало возможность для смешанных браков среди корейцев.

В большинстве своем корейцы в качестве партнера в межнациональном союзе выбирали представителей славянских национальностей, прежде всего, русских. На этот выбор влияли следующие факторы:

• во-первых, формирование новой корейской интеллигенции и освоение ею не только русской, советской, но и мировой культуры происходило через русский язык. Это не могло не повлиять на духовное сближение корейцев с русскоязычными группами и, прежде всего, с самими русскими;

• во-вторых, на Дальнем Востоке иноэтническое население состояло преимущественно из русских, что за многие годы жизни в крае выработало у корейцев определенную привычку выбирать представителей славянских национальностей в качестве партнеров в межнациональных союзах;

• в-третьих, культура местных народов была мало знакома корейцам, нежели русская культура. Вступление в брак всегда подразумевает под собой вхождение в культурную среду партнера. Если же эта среда незнакома, то и желание вступить в брак будет крайне невысоким по причине опасения неудачной адаптации в новой среде.

  В целом в рассматриваемый нами период, вплоть до середины 1950-х годов доля смешанных браков корейцев с другими национальностями республики оставалась незначительной, хотя вероятно имела место тенденция к увеличению подобных браков. 

  После депортации система образования корейцев некоторое время оставалась прежней. Так 25 ноября 1937 г. СНК УзССР и ЦК КП(б) Узбекистана принял постановление за № 1810/273 «О мероприятиях по обслуживанию переселенцев-корейцев по линии просвещения».  Однако в 1938 г. по решению властей национальные школы были преобразованы в школы обычного типа и переведены на русский язык обучения. 13 марта 1938 г. вышло постановление СНК СССР «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей», а 19 марта того же года – «Об изучении русского языка в узбекских и других нерусских школах Узбекской ССР». Согласно постановлению ЦК ВКП(б) от 24 января 1938 г. «О реорганизации национальных школ», корейские школы были преобразованы в школы обычного типа. В том же 1938 году пединститут г. Владивос­тока перевезенный в г. Кзыл-Орду, был переведен на русский язык обучения. Таким образом, система образования перестала играть роль информационного проводника корейского языка для советских корейцев.

  В 1930-40 годы преподавание корейского языка еще практиковалось в школах со значительной долей учащихся корейской национальности. Этому способствовали такие благоприятные условия как: сохранение компактных ареалов сельского корейского населения, наличие преподавательских кадров, учебников и иной литературы на корейском языке.

 

​

Список использованной литературы.

​

1. Бугай Н.Ф. Российские корейцы в трудовых колоннах и рабочих батальонах: выполнение планов НКВД / 1937 год. Российские корейцы: Приморье – Центральная Азия – Сталинград (Депортация): Материалы научной конференции «60 лет депортации корейцев России с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию». Август-сентябрь 1997. – М., 2004. – С. 239-257.

2. Джарылгасинова Р.Ш. Основные тенденции этнических процессов корейцев Средней Азии и Казахстана / Этнические процессы у национальных групп Средней Азии и Казахстана. – М.: Наука, 1980. – С. 43-73.

3. Ем Н.Б. Межэтническое сближение корейцев Казахстана в начальный период этнокультурной истории 1930-1960 гг. // http://world.lib.ru/k/kim_o_i/jlfdjljd.shtml

4. Ким Г.Н. Традиции и инновации в антропонимии корейцев Казахстана // http://world.lib .ru/k/kim_o_i/t56.shtml

5. Ким Г.Н., Мен Д.В. История и культура корейцев Казахстана. – Алматы: Гылым, 1995. – 346 с. 

Ким М.Т. Корейские интернационалисты в борьбе за власть Советов на Дальнем Востоке (1918-1922). – М., 1979. – 285 с.

6. Ким П.Г. Корейцы Республики Узбекистан: история и современность. – Ташкент: Ўзбекистон, 1993. – 176 с. 

7. Ким Сын Хва. Очерки по истории советских корейцев. – Алма-Ата: Наука, 1965. – 251 с. 

8.  Козьмина М.И. Межэтническая брачность корейцев Центральной Азии: факторы, состояние и тенденции // Востоковедение.  – Ташкент, 2009. – № 1-2. – С. 83-88.

9. Ли Г.Н. Обычаи и обряды корейцев России и СНГ / Энциклопедия корейцев России. – М.: РАЕН, 2003. – С. 252-353.

Сон Ж.Г. Проблемы национальных меньшинств в Красной армии 1930-х годов (на примере корейцев в особой Краснознаменной дальневосточной армии) // Российская история. – 2009. - № 2. – С. 104-114.

10.Хан В.С. Документально-архивные материалы об участии корейцев в «трудовой армии» в годы Второй мировой войны // O’zbekiston tarixi. – Ташкент, 2008. – № 1. – С. 101-113.

11. ЦГА РУз, ф. Р-314, оп. 7, д. 18.

12. ЦГА РУз, ф. Р-837, оп. 32, д. 593, л. 16-17, 33-34.

13. Шин Д.В., Б.Д. Пак, В.В. Цой. Советские корейцы на фронтах Великой Отечественной войны. – М.: ИВ РАН, 2011. – 615 с.