koryo-saram.com

   По своей физической комплекции и по должности он был человеком внушительного вида, вызывающим трепет на грани страха, но все же дающим возможность надеяться посетителю, прорвавшемуся к нему с просьбой, на положительный ответ. Но когда он устало протянул мне сложенный вдвое листочек, на котором секундой раньше черкнул несколько слов, я понял, что ничего путного из моей затеи не получится. Этим листочком он просто и с облегчением выпроваживал меня. А казалось, чего проще – поверить в безвыходность моего положения, поехать и поговорить с кем подобает, и судьба моя сложилась бы как нельзя лучше…

   Приехал я в город Свердловск с твердым намерением поступить (и был уверен, что поступлю) в Уральский политехнический институт на физико-технический факультет, по окончании которого я стал бы обязательно крупным специалистом по атомной энергетике. В приемной комиссии института пролистали мои документы и тут же вернули обратно по причине моего слабого здоровья. Я действительно не обладал аполлоновским телосложением и ровной походкой, о чем, кстати, до сих пор частенько забываю.
   Ну что ж, вернули так вернули, буду поступать в другой институт, где по достоинству оценят мои знания по физике, электричеству, особенно по радиотехнике. В том, что обладаю этими знаниями, я ни на секунду не сомневался. Мне семнадцать лет, я одержим и неудержим в своих намерениях! В этом городе есть еще горно-металлургический и железнодорожный институты. М-да, подумалось мне в следующее мгновение, ведь там тоже потребуют отменное здоровье. И могут не принять документы. Тогда, решил я, будем поступать в техникум. Лишь бы стипендия там была приличной, на которую можно прокормиться и одеваться.
   Подойдя к трамвайной остановке, я решительно спросил у пожилого мужчины с запотевшим лбом и большими серыми глазами, что почему-то вызвало у меня доверие к нему:
– Как проехать к электротехникуму?
Мужчина пожал плечами, мол, не знаю.
– А какая там стипендия, вы не знаете?
– Откуда мне знать, мальчик. Поезжай, узнаешь.
– Мне нужен техникум, где большая стипендия.
– В техникумах не бывает большой стипендии, – сказал мужчина. Сел в трамвай и уехал.
Огорчился я его сообщению, но ненадолго. Подошла старушка, с тросточкой и сеточкой, в которой были два зелененьких огурчика и пучок редиски.
– Куда тебе ехать, мальчик? – участливо спросила она.
– Электротехникум. Но чтобы стипендия была хорошая.
– Насчет стипендии точно не скажу, но у моих соседей сынишка закончил радиотехнический техникум, и они очень довольны. На заводе будет получать большую зарплату.
– А где этот техникум находится?
– Садись на трамвай пятого маршрута, остановка “Токарей”, а там спросишь, где радиотехникум, понял? Вот как раз пятый трамвай…
– Спасибо, бабушка! – поблагодарил я ее и сел в трамвай номер пять.
   На остановке “Токарей” мне указали на серое пятиэтажное здание, что высилось на вершине пологого холма, по склону которого лениво змеилась тропка. Вдоль нее с левой стороны кто-то заботливо устроил поручни, держась за которые, можно облегчить подъем к заветному зданию радиотехникума. Подниматься пришлось в два марш-броска. Где-то на полпути была разбита площадка для передышки, а потом опять наверх тропка с поручнями.
   В просторном и прохладном фойе радиотехникума я увидел на стене табличку “Приемная комиссия”. Стрелка указывала на второй этаж. Подхожу к столу комиссии, держа под мышкой папку с документами.
– Здравствуйте, – приветствую я двух молоденьких девушек, принимающих документы.
– Здравствуйте.
– Скажите, а какая стипендия в вашем техникуме?
– А в чем дело? – опешила девушка.
– Если стипендия маленькая, то я не буду поступать. Я приехал издалека, здесь у меня нет родственников, помогать некому.
– Сколько классов вы закончили?
– Десять.
– Будете поступать сразу на третий курс, срок обучения три года.
– А стипендия?
– Триста шестьдесят рублей. На последнем курсе триста девяносто.
“О-о, – подумал я, – это неплохо. Продавец газетного киоска, я знал, получает зарплату триста пятьдесят рублей в месяц, а тут – триста шестьдесят…”
– Ничего себе, – воодушевился я и протянул девушкам папку с документами. Они проверили мои документы, зарегистрировали и спросили:
– На какое отделение будешь поступать? – почему-то запросто перешли на “ты”, и мне это понравилось.
– А какие у вас отделения?
– Радиолокация, механическое, конструирование радиоаппаратуры…
– Конструкторское отделение, – остановил я девушку.
Она записала что-то в журнале и подала мне экзаменационный лист.
– Ты про стипендию спрашиваешь, будто уже поступил. Еще экзамены. И аттестат у тебя так себе.
– А по каким предметам экзамены?
– Литература письменно, сочинение будешь писать. Математика тоже письменно и физика устно.
– Сдам, – успокоил я девушек. – А какой проходной балл?
– В прошлом году было тринадцать, в этом неизвестно.
   Я стал прикидывать себе – сочинение как-нибудь на тройку напишу, а математику и физику придется сдать на пятерки. Главное, документы приняли и стипендия порядочная! И я сразу поехал к себе “домой”, то есть на вокзал.
   Дело в том, что все эти дни я жил на железнодорожном пути, в мягком вагоне со всеми удобствами. Таких великолепных вагонов было два, и предназначены они были для молодых специалистов, прибывающих после окончания института на работу по направлению. Вагоны эти стояли в тупике, и присматривала за ними тетя Таня по фамилии Курочкина. Всю жизнь она проработала проводницей, объездила весь Советский Союз, но из-за болезни ног начальство определило ее хозяйкой этих двух вагонов, с тем, чтобы зарплату она могла получать прежнюю и не колесить по стране.
   А приехал я учиться на атомщика не один, а со старшей сестрой, закончившей к тому времени торговый институт в городе Самарканде. При распределении на работу она умоляла комиссию отправить ее в уральский город Свердловск, потому что туда едет учиться младший братишка, а он еще такой маленький, несмышленый, пропадет в большом городе без сестринской опеки. И добилась своего. И вот мы вдвоем прибыли в огромный город. На привокзальной площади сестра оставила меня сторожить чемодан и связку книг, а сама направилась к высокому зданию со шпилем, где сидело начальство ее будущей работы, начальство Дорурса, Дорурс расшифровывался следующим образом: Дорожное управление рабочего снабжения, разумеется, Свердловской железной дороги, и представляло собой чуть ли не министерство с многочисленными кабинетами, широкими коридорами и огромными лестничными пролетами, ступени которых застланы красными ковровыми дорожками. А начальник всей этой махины приравнивался к министерскому рангу. Обо всем этом я узнал чуть позже и, конечно же, поведаю вам, дорогие читатели моего опуса. Так вот, сестра ушла в “министерство”, а я сидел на дымящемся от жары асфальте привокзальной площади, энергично поглощая вкусные пирожки с капустой и глазея на проносящиеся красные трамваи, которые я видел в своей жизни впервые.
   Итак, сижу на чемодане и ем пирожки. И тут подходит ко мне высокая пожилая женщина в форме железнодорожного кондуктора и спрашивает:
– Ты кто будешь, мальчик? Я все наблюдаю за тобой, третий час сидишь и пирожки уплетаешь.
Я объяснил ей.
– Ах, вот как! Значит, сестра твоя явится ко мне. Я на восьмой линии в тупике, так и передай ей. Тетя Таня меня звать, Курочкина, – сказала она и пошла своей неверной утиной походкой, прихрамывая на обе ноги.
   Так все и получилось. Моей сестре, как молодому специалисту, прибывшему по направлению, временно определили жилье в виде купе в мягком вагоне, хозяйкой которого и была тетя Таня Курочкина. Временно, потому что завтра же сестра моя отбывала в город Серов, где она должна приступить к работе в качестве товароведа продовольственных товаров на станции города Серова, известного своим алюминиевым заводом. Сестра уехала, уговорив тетю Таню оставить меня в купе, пока я буду поступать учиться.
  Спешу по путям к своему вагону и прямо в тамбуре сообщаю тете Тане, что сдал документы в радиотехникум, где довольно-таки приличная стипендия – триста шестьдесят рублей.
– Молодец, – похвалила она меня. – Хоть ты и не русский, а сообразительный, триста шестьдесят рублей – это деньги, на них можно прожить.
   Первый же экзамен, сочинение, обрадовал меня несказанно – четверка! Три темы были заданы, на выбор. “Образ матери в романе М.Горького “Мать”, “Онегин – лишний человек” по роману в стихах А.С.Пушкина и третья тема – вольная, пиши что хочешь. Первая ничуть меня не воодушевила, плохо знал материал, да и саму книгу не дочитал в свое время. Третья тема, вольная, сразу была отвергнута мной, потому как к семнадцати годам ничего примечательного со мной не приключилось, не о первой же любви писать.     

   Остановился на “лишнем человеке”, хотя еще в школе я допекал учительницу по литературе – почему Онегин лишний человек? Если он лишний, отчего же гениальный Пушкин обратил на него внимание и написал целый роман, да еще в стихах? Но сейчас, в этот ответственный момент, когда на кону приличная стипендия, я категорически отбросил в сторону праздные вопросы о лишнем человеке и кинулся лихорадочно вспоминать слова из учебника про роман и главного героя. При этом я намеревался строго придерживаться одного правила – если правописание какого-нибудь слова вызывает у тебя сомнение, то ни в коем случае не употреблять его в сочинении и даже при обреченной скудости словарного запаса приложить максимум усилий и заменить это каверзное слово. И фразы должны быть предельно короткими – подлежащее и сказуемое, подлежащее и сказуемое! Главное, что требуется в письменной работе, чтобы не было грамматических ошибок, а лишний человек или нет бедолага Онегин, не суть важно, в чем я убедился в очередной раз – четверка!
   Экзамен по физике, конечно, я сдам на пятерку, так что по математике можно и четверку получить. И тогда я наберу в сумме тринадцать баллов, что было в прошлом году проходным баллом. Не думаю, что в этом году он будет выше. Но шел я на экзамен по математике с некоторой долей неуверенности. Потому что в школе учитель-математик Пак всегда ставил мне четверку. Занижал он мне оценку за то, что при решении длиннющих уравнений я опускал ряд действий, пользуясь результатами устных манипуляций, одним словом, избегал подробностей. Памятуя эти уроки, я отнесся к экзамену по математике очень дисциплинированно, представив, что мою работу будет проверять именно педант Пак. И получил высшую оценку – пять.
   Итак, девять баллов в кармане, осталось набрать еще четыре, но лучше пять, и я, несомненно, получу эту пятерку.
   После двух экзаменов народу убавилось не так уж много и всех беспокоил проходной балл, неужели будет он высоким, больше тринадцати? Но вездесущие абитуриенты из числа девушек, они больше волновались, все же унюхали и подсчитали, что тринадцати баллов будет достаточно, чтобы поступить в техникум. Признаюсь, я тихо праздновал победу, могу ведь набрать и четырнадцать, когда по физике получу высшую оценку.
Экзамен по физике принимали сразу два педагога. Он и она. Они сидели на разных концах длиннющего стола. Так что одновременно сдавали экзамен сразу два будущих студента.
   Беру билет и чувствую, как во мне поднимается жар от предвкушения близкого успеха. И задача, и два вопроса были нетрудными, могу ответить даже без подготовки. Но выдавать свое волнение не стал и, загнав себя в стихию самурайского спокойствия, равнодушно спросил:
– Можно отвечать?
Экзаменаторы с недоверием глянули на меня.
– А задача? – спросил педагог-мужчина.
– Я знаю ее решение, – как можно спокойнее ответил я.
– Садитесь вон за тот стол и запишите решение, – недовольно произнес он.
Пришлось подчиниться. Я быстренько набросал решение задачи, встал и подошел к мужчине-экзаменатору.
– Что у вас там? – спросил он нехотя.
   Я зачитал оба вопроса своего билета и протянул штампованный лист с решением задачи. Оно было верным. И на первый вопрос я ответил правильно. А второй вопрос был и того легче, по радиотехнике, хотя в школе этот раздел физики освещен недостаточно, но я занимался на станции юных техников судомодельным спортом, участвовал в соревнованиях по радиоуправляемым моделям и мои знания по радиотехнике были обширнее и основательнее школьной программы. А вопрос был такой: природа радиосигнала и его передача на расстояние. Я четко рассказал про длину волн, их свойства и особенности при распространении в сферическом пространстве и в конце даже щегольнул дополнительной информацией:
– Одним словом, при равенстве внутренних сопротивлений передатчика и приемника происходит максимальная передача энергии.
– Что? – кисло протянул педагог. – Повторите.
– Когда внутреннее сопротивление передатчика равно внутреннему сопротивлению приемника, происходит максимальная передача энергии радиосигнала, – более популярно объяснил я.
Педагог задумался.
– Кто это вам сказал?
– Никто… Это любой радиолюбитель знает.
   Вот этого, как я теперь понимаю, нельзя было говорить. Любой радиолюбитель знает! А он не радиолюбитель, он педагог, специалист, и моя неосторожная фраза прозвучала как дисквалификация и приговор профессионалу…
Педагоги переглянулись.
– Слыхали? – вопросил он ее.
Та помедлила и к полному моему удовлетворению сказала:
– Пожалуй, он прав…
  Мужчина-экзаменатор нервно перевел дыхание и, поджав губы, придвинул к себе мой лист с безукоризненным решением задачи, черкнул на полях пару галочек, а напротив окончательного ответа выставил знак равенства и раздраженно заметил:
– Ответ надо было дать в килоомах, а не в омах. К чему такая спешка, молодой человек? И запомните, на экзаменах следует отвечать на заданные вопросы, а не фантазировать.
Он взял мой экзаменационный лист и, не глядя на предыдущие отметки, написал “физика – удовл.”, то есть он оценил мои знания по физике на тройку…
– Три?! – чуть не вскрикнул я. – Что вы наделали, я же ответил правильно!
– Вы свободны, – отрубил педагог. – Скажите, пусть следующий войдет.
– Но вы же поставили мне тройку, я не пройду по конкурсу, не хватит баллов…
– Следующий! – выкрикнул педагог.
– Я не согласен! – возмутился я. – Я знаю физику!
– Можете подать на пересдачу, – хмыкнул он.
– Зачем мне пересдача!
– Как хотите. Я вам русским языком сказал, вы русский понимаете?
   Он был непреклонен. Пришлось выйти из аудитории.
Через день вывесили список поступивших. Я не нашел своей короткой фамилии. Одного балла не хватило… Но как сказать сестре о своем провале? А мама что подумает? А родственники? Нет, это невыносимо, надо что-то делать.
   Бесцельно бродя по коридорам техникума, который чуть было не стал для меня родным, я незаметно оказался в боксе напротив приемной директора, совершенно опустошенный, вяло продолжал соображать – как быть?
   Из приемной вышла женщина невысокого роста и почему-то в черном платье, а ведь жара стояла неимоверная, август перевалил на вторую половину. И кожа на лице ее тоже была сероватой, пальцы рук подрагивали, суетно поднося зажженную спичку к кончику папиросы. Облегченно выпустив дымок, она спросила хрипловатым голосом:
– Не поступил?
Я утвердительно качнул головой.
– Сколько баллов не добрал?
– Одного не хватило.
– И что ты собираешься делать?
Я пожал плечами. Я не знал, что делать.
– Один балл это не страшно. Документы только не забирай. – Она стряхнула пепел в урну и смерила меня долгим взглядом. – Ты, я вижу, не русский. Кто по национальности-то?
– Кореец.
– Из Кореи, что ли?
– Нет. В Казахстане родился.
– А-а, на юге. То-то черный весь… Один балл это не страшно, – повторила она. – Ты вот что. Пусть похлопочет за тебя какой-нибудь человек, влиятельный, уважаемый, начальник какой-нибудь.
– У меня никого здесь нет. Даже знакомых нет.
– Тогда плохо… А так бы пришел человек, поговорил с Виктором Николаевичем, глядишь, и зачислили бы тебя. Один балл это чепуха.
– А кто такой Виктор Николаевич?
– Директор техникума. Царегородцев Виктор Николаевич. Строгий он, принципиальный, но справедливый. С ним можно разговаривать.
– Никого у меня здесь нет, – еще раз пожалел я себя.
– Плохо, – сказала она. – Cколько лет я работаю у Виктора Николаевича секретаршей, он всегда выслушает человека и примет решение по справедливости, такой уж он человек. Жаль, что у тебя нет ходатая.
Она бросила папиросу в урну и ушла к себе в приемную.
Вечером я поделился своим несчастьем с тетей Таней Курочкиной, та поцокала языком и опечалилась.
– И что ты собираешься делать?
– Наверное, поеду в Серов, может, сестра устроит меня на работу на алюминиевый завод. Год поработаю, снова приеду поступать.
Тетя Таня призадумалась.
– Какой из тебя работник, – откровенно кивнула на мою нездоровую ногу. – Придумай что-нибудь другое.
Я не знал, что придумать, и вдруг сказал:
– Тетя Таня, может, вы поговорите с директором техникума, больше некому, а?
– Ты что, сынок! Он меня и слушать не станет.
– Почему?
– Потому что я кто? Кондуктор, инвалид. Не-е-ет, тут нужен настоящий человек, начальник… Ты вот что сделай. Сходи завтра в Дорурс, к самому начальнику, он ведь как министр нашей дороги. Расскажи, объясни, пусть сходит и поговорит с твоим батюшкой Царегородцевым, с него-то толк будет.
– А он меня примет?
– А ты добейся. Тебе нужен защитник. Подумаешь, один балл!
   Всю ночь я ворочался на полке, представляя, как пойду к большому начальнику, министру, объясню, что к чему, пусть скажет слово за меня, защитит, потому что я приехал издалека, никого у меня здесь нет, а сестра работает на железной дороге товароведом в городе Серове, в конце концов, что такое один балл, и вообще физик не прав, я ответил на все вопросы, он должен был поставить мне пятерку, а не тройку, проходной балл тринадцать, за что мне тройка, он, наверное, сам не знает, что внутреннее сопротивление передатчика должно быть равно внутреннему сопротивлению приемника и тогда происходит максимальная передача энергии. К утру я заснул. И проснулся только к полудню. Умылся, оделся и по шпалам вышел к перрону, взобрался наверх, перекусил в рабочей столовой и подошел к апсиде громадного здания Управления Свердловской железной дороги.
   Собравшись с силами, решительно открыл массивную дубовую дверь и вошел в огромный холл с куполом наверху.
– Ты куда, мальчик? – спросил старик-вахтер.
– Я из Казахстана, – солидно произнес я. – Мне нужно к начальнику дороги.
– Второй этаж направо, – смягчился вахтер.
Поднимаюсь по широченной мраморной лестнице с красными ковровыми дорожками, сворачиваю направо, в конце крыла нахожу дверь с табличкой “Приемная”. И тут охватила меня предательская робость. Помедлил, но все же вошел.
Возле окна, под ветвистой пальмой сидела дебелая секретарша, и пила чай с лимоном из граненого стакана в серебряном подстаканнике. Она молча обернулась и ничего не сказала. Я постоял в дверях и тоже притих.
– Что надо, мальчик? – наконец спросила женщина.
– Я к начальнику.
– По какому вопросу?
– Мне очень нужно.
– По личному вопросу?
– Да.
– Сейчас обеденный перерыв. Еще полчаса.
– Я подожду.
Помолчали. И тут вошел в приемную солидный мужчина в сером костюме, глянул на свои часы, прошел мимо меня и скрылся за дверью своего кабинета.
– Это он? – спросил я. – Можно к нему?
– Подожди, спрошу его. Чего это он раньше времени сегодня… – Секретарша зашла в кабинет. Вскоре вышла и сказала вдруг вежливо:
– Заходите.
Я прошел мимо нее в дверь и оказался в большущем кабинете с высокими окнами на солнечную сторону. Тяжеленные шторы вдоль оконных рам внушали спокойствие и величие.
– Проходите, садитесь.
Я прошел и сел.
– Слушаю, – сказал министр Свердловской железной дороги.
Я собрался с духом и начал свое повествование.
– Приехал я издалека. Учиться. В политехническом у меня не взяли документы из-за здоровья, я хотел выучиться на атомщика. В радиотехникуме хорошая стипендия, я мог бы на нее учиться, поэтому я сдал документы туда. Физик на экзаменах поставил мне тройку, и я не добрал одного балла, проходной балл тринадцать. Физику я знаю на пять, а он поставил тройку, даже с четверкой я бы поступил, потому что математику я сдал на пять и сочинение на четыре…
– Постойте, я не пойму суть дела, – остановил меня министр.
– Мне нужно, чтобы вы пошли к Царегородцеву Виктору Николаевичу и попросили, чтобы меня зачислили, потому что мне надо учиться и физику я знаю на пять…
– Кто такой Царегородцев?
– Директор техникума.
– Ну и что?
– Пожалуйста, похлопочите за меня, а то больше некому.
– Кто вас надоумил прийти ко мне, кто подсказал?
– Тетя Таня Курочкина.
– Какая еще тетя Таня?
– Она работает кондуктором в мягких вагонах. Вагоны в тупике стоят, там живут молодые специалисты, которые приехали к вам на работу.
– О чем это вы? – растерялся министр. – При чем тут мягкие вагоны?
– Я живу в купе мягкого вагона, их два, там живут молодые специалисты, а тетя Таня как хозяйка этих вагонов, у нее больные ноги, поэтому вы поручили ей присматривать за этими вагонами и получать нормальную зарплату.
– Молодой человек, вы меня совсем запутали. Давайте по порядку.
– Вам нужно сходить в техникум, переговорить с Виктором Николаевичем, он человек справедливый, пусть зачислит меня, я хочу учиться, только надо, чтобы вы объяснили ему как следует.
– И он послушается меня? Почему?
– Потому что вы большой человек, министр железной дороги, как вы не можете понять!
– Да, не понимаю!
– У меня здесь никого нет, никого, понимаете? Я приехал издалека, чтобы поступить в этот техникум, а мне поставили тройку по физике.
– Что за техникум?
– Радиотехнический. Но я не добрал одного балла, и надо сказать директору, что один балл это не так страшно, можно меня зачислить.
– Почему именно в этот техникум, вы что, знаете радиотехнику?
– Знаю. А физик поставил мне тройку, потому что сам не знает про внутреннее сопротивление передатчика, которое должно быть равно внутреннему сопротивлению приемника, и тогда происходит максимальная передача энергии, я же не виноват, что он не знает этого…
– Стоп! Вы совсем заморочили мне голову. При чем тут внутреннее сопротивление?
– У передатчика и приемника есть внутреннее сопротивление, оно…
– Стоп, я сказал!.. Теперь буду спрашивать я. Вы хотите, чтобы я поговорил с директором техникума насчет вашего зачисления, так?
– Так.
– Так. Вопрос второй – вы куда поступали, в радиотехникум?
– Там стипендия триста шестьдесят рублей.
– Довольно! Вы поступали в радиотехникум. А пришли куда?
– К вам. Если вы хорошенько объясните директору, меня зачислят.
– Подождите! Радиотехникум относится к радиотехнической промышленности, а вы пришли… Кстати, вы хорошо понимаете по-русски?
– Я закончил русскую школу. И сочинение написал на четыре. Про Онегина – лишнего человека.
– Так вот, я русским языком объясняю, что ваш техникум относится к радиотехнической промышленности, а вы пришли в Управление железной дороги, это же разные ведомства, вам это понятно?
– Но у меня никого здесь нет! Я живу на железной дороге, в мягком вагоне, кто-то ведь должен похлопотать за меня, защитить!
– И вы считаете, что этим должен заниматься именно я?
– Ну что вам стоит?!
– О Боже… – министр с ожесточением вытер пот со лба. Взял ручку, небольшой листочек бумаги и что-то черкнул на нем. Сложил вдвое и протянул мне. – Идите в отдел кадров, это на этом же этаже, в другом крыле. Передайте Аркадию Ивановичу, он начальник отдела.
Я взял листочек и понял, что министр отделывается от меня.
– Вы не хотите поговорить с директором, – я не столько спрашивал, сколько подводил итоги своего визита. А ведь было мгновение, когда мне показалось, что он заинтересован в моей судьбе и примет активное участие в ней…
   Вконец расстроенный, я поплелся в отдел кадров. Войдя, сразу же оказался перед высоким парапетом-ограждением и, слегка привстав на цыпочки, увидел за ним двух степенных дам приблизительно одного возраста, лет за сорок, и даже прическами схожих – локоны светлых волос были аккуратно завихрены.
– Здравствуйте, – поздоровался я.
– Здравствуйте, – ответили они, заметив над панелью мою голову.
– Меня послали к Аркадию Ивановичу. Вот… – и я показал бумажку.
Та, что сидела за ближним столом, встала, подошла и развернула листочек. Прочитала и вернула мне.
– Аркадий Иванович скоро придет, посидите, – сказала она и указала на стул в конце боковушки.
   Я последовал ее совету, сел и совсем исчез из поля зрения женщин.
Напротив увидел дверь с табличкой “Начальник отдела кадров”.
Вскоре появился он сам, Аркадий Иванович. В легкой китайской рубашке навыпуск светло-бежевого цвета с короткими рукавами. В руках худенькая, но внушительного размера кожаная папка, обшарпанная донельзя. Был он невысокого роста, полноватый. Дышалось ему нелегко, на залысинах бисером проступали капельки пота.
– Аркадий Иванович, к вам человек, – сказала женщина. Подошла к парапету и взглядом указала на меня.
Аркадий Иванович обернулся. Я приблизился и протянул послание. Он развернул, прочитал. Потом уставился на меня, обреченно и коротко сказал:
– Ждите, – и скрылся за дверью своего кабинета.
Затем он вышел, ушел из отдела, и долгих четыре часа я томился в ожидании, теряя крохи надежды на его возвращение. Я не обедал, и очень хотелось есть. Уходить было нельзя, вдруг он объявится, а меня нет? Утомленный жарой и пустым желудком, я заснул на стульчике. И проснулся от горячего прикосновения мягких пальцев Аркадия Ивановича.
– Извините, – сказал он. – Идемте. Куда ехать?
– Пятый трамвай в сторону Верх-Исетского завода, остановка “Токарей”, – выпалил я.
   И мы спешно вышли из здания Управления Свердловской железной дороги. Торопились, потому что шел седьмой час, директора техникума могли не застать. Дождались трамвая пятого маршрута.
Был час пик, люди спешили, угрюмо работая локтями. Мы с Аркадием Ивановичем успешно протиснулись в вагон. Я старался не отставать от него и чудом ухватился за деревянную спинку сидения, на котором сонно расположился коренастый пассажир, Аркадий Иванович наклонился к нему и что-то стал говорить. В ответ пассажир встал и недовольный продвинулся вперед. Аркадий Иванович усадил меня на освободившееся место, и мы продолжили путь.
   В трамвае было душно. По щекам моего спутника струился пот. Китайская рубашка на его плечах и в подмышках потемнела от влаги. Где-то на полпути мне стало не по себе оттого, что я комфортно еду на сиденье, а Аркадий Иванович, весь взмокший, трясется под стук колес, держась одной рукой за верхний поручень, а второй прижимая к себе обшарпанную кожаную папку.
   Я приподнялся:
– Садитесь, Аркадий Иванович. Поменяемся местами…
– Нет, нет, сидите.
   Выйдя на остановке “Токарей”, я указал на пятиэтажное здание радиотехникума. Аркадий Иванович тоскливо глянул на пологий холм с тропкой и поручнями, по которой нам предстояло подняться на вершину.
   Поднимались мы медленно. Передохнули на серединной площадке и снова стали карабкаться. Наконец взобрались и опять заторопились.
   Уже полседьмого, но я был уверен, что директор техникума на месте и ждет свидания с нами. И когда Аркадий Иванович поговорит с ним, объяснит, почему он, отложив все дела, срочно прибыл сюда, меня обязательно зачислят в техникум.
   В приемной директора, возле двери в кабинет, сидел на стуле человек в военной форме и терпеливо ожидал своей очереди. Очевидно, кто-то уже вошел к директору и просил за своего сына или племянника, не прошедшего по баллам.
  Аркадий Иванович вежливо поклонился секретарше в черном платье и серым лицом.
– Виктор Николаевич у себя? – спросил он ее.
– Да, – ответила она. – Товарищ майор тоже на прием.
– Хорошо, я за вами, – сказал Аркадий Иванович военному человеку и присел рядом на соседний стул.
Секретарша многозначительно посмотрела на меня, улыбнулась чему-то и легонько вывела меня из приемной в бокс, где обычно курила. Задымив папироской, она спросила:
– Кто он?
– Аркадий Иванович, – ответил я.
– Я спрашиваю, по должности кто он, в почете каком дяденька твой?
– Начальник отдела кадров.
– Министерства?
– Управления железной дороги.
– Ах, вот как… А говорил, что никого у тебя здесь нету.
– Как вы думаете, зачислят меня или нет? – спросил я ее.
Она пожала плечами.
– Целый день сегодня ходят к Царегородцеву, твой чуть ли не двадцатый. Почти всем отказ, – бросила она. – Ты побудь здесь, нечего в приемной торчать. – И ушла к себе.
  Ей-то легко говорить, “побудь здесь”, а каково ждать… Эх, Аркадий Иванович! Если бы вам удалось уговорить неприступного директора принять меня в техникум, вам бы не пришлось краснеть за меня, учился бы я как следует и всю жизнь благодарил вас, маме бы рассказал, какой вы есть добрый и мужественный человек, взял да и пошел доказывать к самому Царегородцеву… Кстати, где и когда он успел узнать, что директора зовут Виктором Николаевичем? Наверное, начальник Управления все ему рассказал, что я приехал издалека, на обратную дорогу денег нет, что физику я знаю на пятерку и даже больше, что мне необходимо учиться именно в этом техникуме, здесь хорошая стипендия, а для меня это очень важно, потому что неизвестно, какой урожай риса соберет мама в этом году и сможет ли она продать его, кругом милиция, могут все отобрать, если не иметь нужной бумажки об аренде земли на пустырях, а сестра молодой специалист, какую зарплату ей положат, хватит ли мне помогать… Надо, обязательно надо поступить в радиотехникум!
   Из директорской приемной вышел тучный мужчина, в темном костюме и галстуке, и зашагал прочь. Выражение лица его было сердитым.
   Я заглянул в приемную. Майора уже не было. Аркадий Иванович ждал своей очереди.
…Черт меня дернул за язык, не надо было распространяться про внутреннее сопротивление. Физик тоже хорош! Ну, не знал или забыл, что внутреннее сопротивление передатчика и приемника определяют максимальную передачу энергии, зачем же обижаться на меня, усмири гордыню свою, поставь четверку, она мне во как нужна!..
   Из приемной вышел майор. Лицо его выражало явное удовлетворение. Должно быть, он уговорил, доказал, что юноша, за которого он хлопочет, достоин учиться в техникуме, а в будущем отечество будет гордиться оригинальностью его конструкторского мышления… Слегка подпрыгивая на ступеньках, майор спустился вниз и ушел.
   Аркадий Иванович, наверное, уже разговаривает с Царегородцевым. Надо было мне тоже пойти вместе с ним, вдруг забудет, упустит что-нибудь важное касательно моих дел, отвлечется на малозначительное, второстепенное, типа внутреннего сопротивления… Ладно, теперь уж поздно дергаться, пусть будет что будет, не я первый, не я последний, в следующий раз подготовлюсь более основательно и не буду нести что попало. Но как перенесет мою неудачу мама? А сестра?
   Открылась дверь приемной. Вышел усталый Аркадий Иванович. Я к нему. Остановился перед ним с немым вопросом.
– Идемте, – сказал он почти бездыханно. – Кажется, вас зачислят.
– Кажется или точно? – заволновался я.
– Обещал рассмотреть вашу кандидатуру.
– Как это рассмотреть, когда?
– Приходите завтра. Возможно, в дополнительном списке вы найдете свою фамилию. Он записал и поставил галочку против вашей фамилии.
– А если не найду свою фамилию? – вырвалось у меня.
– Думаю, что найдете. – Он помолчал. Потом: – А про внутреннее сопротивление старайтесь не упоминать больше, тем более на экзаменах.
И про это он знает! Начальник Управления рассказал… Как хочется есть, с утра ни крошки во рту. Вышли на улицу. Я предложил:
– Аркадий Иванович, тут недалеко забегаловка, там водку пьют, но и покушать можно. Я очень хочу есть, пойдемте!
– Нет, молодой человек, я на работу спешу.
– Так уже восемь часов…
– Писанины много, заберу бумаги домой.
– Так я тоже на вокзал, я там живу!
– Ну и прекрасно, поехали. Трамвай номер пять? – улыбнулся он.
– Да!

…Меня зачислили, и я закончил техникум по специальности “конструирование радиоаппаратуры”. Получил направление – радиозавод города Барнаула, это на Алтае.
За три года учебы я как-то раза два-три вспоминал Аркадия Ивановича, своего благодетеля и “защитника”, как сказала тетя Таня Курочкина, но так и не навестил его, не высказал слова благодарности и до сих пор корю себя за это. Молодость зачастую бывает неблагодарной. Что стоило мне приехать на трамвае пятого маршрута, подняться широченными лестницами на второй этаж, зайти в отдел кадров и сказать:
– Аркадий Иванович, меня ведь зачислили, и я учусь в радиотехникуме, получаю хорошую стипендию, и все это благодаря вам! Спасибо, Аркадий Иванович!
   Так нет же, не навестил, не сказал… Защита диплома прошла успешно, распределением на работу доволен – военный радиозавод, эвакуированный в годы войны на Алтай, маме в Уштобе написал, что как определюсь в Барнауле с жильем, так заберу ее к себе, дал телеграмму сестре, все довольны и счастливы.
Сегодня прощальный вечер, который по инициативе Вовки Епанчинцева решили устроить в его доме. Дом частный, праздничный стол можно накрыть прямо во дворе. Вовка женат, ребенку два годика. В нем самом было что-то цыганское, хотя он говорил, что русский и фамилия русская, уральская, и жена русская. А ребенок точно цыганенок, и пластинки у него были с цыганскими песнями и романсами. Ну, да Бог с ним, с Вовкой.    Сидя в стороне и наблюдая, как девчонки хлопочут, накрывая стол, я вдруг вспомнил Аркадия Ивановича, заволновался, молнией сверкнула идея навестить его сей же час, вскочил:
– Ребята, я отлучусь на часок, мне очень надо.
– Куда ты, что случилось?
– Вернусь, расскажу. Мне надо свидеться с Аркадием Ивановичем!
– Мы всё тут выпьем без тебя!
– Не успеете, я быстро! – и убежал.
   В гастрономе выбрал самый большой торт, ни разу в жизни не пробовал, даже не мечтал, взял такси и вскоре оказался на привокзальной площади, перед апсидой огромного здания Управления Свердловской железной дороги. Поднимаюсь по той же самой широченной лестнице с красными коврами, открываю дверь отдела кадров и в возбуждении застываю у парапета-ограждения, за которыми сидели те же инспектора-женщины с неизменными прическами белокурых волос.
– Здравствуйте! – чуть не кричу я, приветствуя их.
– Здравствуйте…
– Не узнаете меня?
Женщины не узнавали.
– Я тот самый чудак, за которого хлопотал ваш Аркадий Иванович, потому что у меня не хватило одного балла! Аркадий Иванович уговорил директора техникума, и вот я уже закончил его! Он у себя? – кивнул я на дверь с табличкой “Начальник отдела кадров”.
– Аркадий Иванович…
– Да! Я пришел поблагодарить его. Вот! – и поднял картонную коробку с тортом и поставил ее на парапет.
Женщины не прореагировали. Более того, та, что поближе ко мне сидела, отвернулась и стала вытирать слезы с кончиков ресниц.
– Я к Аркадию Ивановичу, помните, три года тому назад, в августе, я был у вас…
Затянувшуюся паузу прервал тихий голос женщины, что утирала слезы:
– Аркадий Иванович три года тому назад… умер. В сентябре месяце.
– Умер? – почему-то переспросил я.
– Да… Он всегда был такой. Всем помогал… И вам, значит, он помог.
Я растерялся, не знал, что сказать. И как поступить с тортом.
– Аркадий Иванович… Можно, я торт оставлю… вам. Можно?
– Нет, что вы. Не надо. Спасибо.
   Не торопясь, я вышел на улицу. Почему-то решил, что спешить мне незачем, пусть ребята начинают застолье без меня. Дождусь и сяду в трамвай номер пять, проеду остановку “Токарей”, сойду на конечной, оттуда пешком совсем недалеко до дома Вовки Епанчинцева, сегодня прощальный вечер… В трамвае, наконец, я понял – Аркадий Иванович умер.
– Ты смотри, успел? – удивились ребята. – За тортом, что ли, бегал? У нас теперь два торта, девчата, целуйте нашего корейца!
   К праздничному столу был куплен большущий торт, разрезали на множество мелких ломтиков, чтобы всем хватило. Но девчата знали, что большинство “джентльменов” откажется от своей порции в пользу девчат, и тихо радовались этому.
   Я передал торт Вовке, он – девочкам, и те стали резать его на мелкие кусочки, усердно облизывая при этом кончики пальцев.
– Это от Аркадия Ивановича, – сказал я.
– Хороший человек, твой Аркадий Иванович! – сказал Вовка.
– Побольше бы таких дядей! Надо было пригласить его к нам!
– Конечно! Сбегай, пригласи!
Я ничего не ответил.

​

Источник: kore-saram.ru